О Джоне Ди

[chablis]

Я нашла  несколько переводных статей о Джоне Ди. На мой взгляд интересных. Перевод сделал человек с ником mcquadrat.


ДЖОН ДИ И НАУКА: СИСТЕМА ЗНАНИЙ НАЧАЛА СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ

Дженнифер М. Рамплинг, , Отделение истории и философии науки, Free School Lane, Кембридж.
Опубликовано в журнале Studies in History and Philosophy of Science 43 (2012) 432–436

1. ДИ И КРУГ ЕГО ИНТЕРЕСОВ.

Та важность, которую фигура Джона Ди представляет для истории науки, обусловлена как широтой его интересов и сферы деятельности, так и теми вопросами, которые эта деятельность вызывает у его биографов. Это быд математик, который вложил вклад в изучение истории Британии, занимался астрологией, картографией, навигацией, и на протяжении своей жизни активно занимался алхимией, каббалистикой, прорицательством, а также общением с духами. Все области его интересов находили отражение в составе его библиотеки, которая была одной из самых больших и разнообразных по содержанию в Европе, особенно в той части, что касается науки. О широте его интересов хорошо говорит перечень "наук и математических искусств", содержащийся в написанном им "Математическом предисловии к переводу Начал Евклида на английский язык, выполненному Генри Биллингсли" (1570 г.). Здесь Ди упоминает о приложениях арифметики и геометрии не только в других областях математики и натуральной философии, но и "к вещам сверхъестественной, божественной и вечной природы".

С точки зрения историографии, многообразие интересов Ди описать настолько же трудно, как и разноообразие тех областей математики, которыми он занимался. Эзотерические устремления Ди были хорошо известны его современникам и продолжают волновать воображение многих людей сегодня, а академические ученые предприняли ряд попыток объяснить, как сочетаются его естественнонаучные интересы с занятием такими вещами, которые совершенно очевидно противоречат современным научным представлениям. На протяжении большей части XX века, пока не было проведено ни одного большого серьезного исследования его вклада в каноническую историю научной революции, большая часть историков считала Ди маргинальной фигурой. В 60-х и 70-х годах прошлого столетия возник новый образ Ди, как герметического мага, чему способствовали тщательные исследования влияния неоплатонических течений на развитие астрономии и натуральной философии в XVI и XVII вв. Синтетические исследования И.Р.Ф. Кальдера (1952), Питера Френча (1972) и Френсис Йейтс (1969,1972,1979), в которых подчеркивались занятия Ди оккультной философией, резко контрастировали тем самым историческим исследованиям Э.Г.Р. Тейлора (1930,1954), Френсиса Джонсона (1937) и Джона Хелиброна (1978), которые, обращая внимание на вклад Ди в математику, географию, астрономию и навигацию, отделяли его исследования в этих областях от оккультных занятий.

Наличие противоречащих друг другу характеристик Ди, как "ученого" и как "мага" послужило толчком к появлению в 1988 г. фундаментального биографического труда Николаса Клюли "Натуральная философия Джона Ди: между наукой и религией", в котором, в отличие от других работ, прослеживается эволюция образа мыслей Ди на протяжении всей его жизни. Это сочинение было дополнено воссозданным трудами Джулиана Робертса и Эндрю Ватсона каталогом библиотеки Джона Ди (1990 г.), библиографическим подвигом, в котором не только продемонстрировано, насколько велика и разнообразна по содержанию была библиотека Ди, но и перечислены многочисленные рукописи Ди и сделанные его рукой аннотации в печатных книгах. Малоизвестные сочинения Ди и сделанные им заметки на полях других книг исследуются также во влиятельной монографии Уильяма Шермана "Джон Ди: политика чтения и письма" (1995 г.). Шерман, анализируя деятельность Ди в рамках широкого контекста экономической и научной жизни во времена правления Елизаветы I, концентрирует свое внимание на его активной роли в качестве придворного, политического и экономического деятеля, "интеллектуала". Оккультным занятиям Ди посвящена работа Деборы Харкнесс, в которой исследуются такие интересы Ди, как толкования Апокалипсиса, общение с ангелами и занятия алхимией, которые рассматриваются не как интеллектуальная аберрация, а как естественное продолжение его занятий натуральной философией, а общая картина всех видов его деятельности дополняется описанием его домашней жизни в Мортлейке (1997 г., 1999 г.).

По мере того, как изменялась политическая ситуация в начале современной эпохи, изменялись и присущие этому времени представления о том, какого рода деятельность является добропорядочной, а какая нет. Попытки найти для себя устойчивое положение на шаткой и многоконфессиональной политической сцене Англии эпохи Тюдоров и Европы эпохи контрреформации исследуются в недавно появившейся биографической работе Глина Перри "Самый главный чародей Англии: Джон Ди" (2011 г.) Перри прослеживает не всегда успешные попытки Ди избавиться от репутации "колдуна", и тот ряд усилий, которые он предпринимал, чтобы защитить свою репутацию и упрочить карьеру. В этой работе Перри анализирует деятельность Ди в контексте того повышенного интереса к алхимии, астрологии и ангельской магии, который был характерен для европейских придворных обществ.

Эти научные изыскания, наряду с материалами междисциплинарных коллоквиумов, проводившихся в Лондоне, Шегеде и Аархусе, а также симпозиума по алхимической деятельности Джона Ди, состоявшимся в Лондоне, позвляют не только лучше понять достижения Ди с исторической точки зрения, но и по новому взглянуть на всю ту сложную взаимосвязь различных областей знания, которая существовала в елизаветинскую эпоху. Подробные очертания всей этой исторической картины даются в эссе Стивена Клюкаса "Джон Ди: английская междисциплинарная мысль эпохи Возрождения" (2006 г). В этой работе, где перечисляются разнообразные интересы Ди, простирающиеся от навигации до каббалистики, подчеркивается как существенно междисциплинарная природа знания начала современной эпохи, так и то, до какой степени широта интересов Ди, столь важная для истории науки, часто являлась причиной раздражения современных комментаторов. "Очень часто", отмечает Клюкас, "деятельность Ди просто называли проблематичной, вместо того, чтобы попытаться объяснить ее".

Материалом для исследования этих вопросов могут послужить доклады, представленные на международной конференции, посвященной 400-летию со дня смерти Джона Ди, которая состоялась в 2009 г. в его собственной альма матер, в колледже св. Иоанна. Сборник этих докладов, в которых представлены результаты современных исследований, позволяет лучше взглянуть на фигуру Джона Ди как естествоиспытателя и философа, который был тесно связан со всей общественной, интеллектуальной и религиозной культурой своего времени. Пытаясь обрести покровительство и свободу для своей интеллектуальной деятельности, Ди играл роль советника у различных аристократов и царствующих особ, своих коллег и знакомых: он преподавал математику и навигацию, участвовал в работе Тайного Совета Елизаветы I, обсуждавшего реформу календаря, составлял гороскопы, в которых предсказывались различные политические события, и предлагал свои услуги как посредника между ангелами и императором Священной Римской Империи. Сборник докладов конференции, в которых обсуждаются все эти непростые вопросы, проливает свет на ту общественную, политическую и религиозную атмосферу, в которой развивалась наука в елизаветинскую эпоху, показывает, как шло распространение научных знаний и до какой степени они применялись на практике. Анализ круга связей самого Ди позволит нам лучше взглянуть на все многообразие научной деятельности в Европе начала современной эпохи.

2. ДИ И СОВРЕМЕННОЕ ЕМУ ОБЩЕСТВО.

Джон Ди родился в семье, общественное и экономическое положение которой во многом определило его дальнейшую судьбу. Его отец, Роуленд Ди, принадлежал одновременно как к придворному, так и к коммерческому миру, состоя на службе у короля Генриха VIII, занимая сначала должность дворецкого ("antesignanus dapiferorum"), а затем "королевского упаковщика". Хотя карьера Роуленда Ди завершилась неудачно как в финансовом, так и в политическом смысле, он отправил своего сына на обучение в Кембриджский университет, что позволило тому получить хорошее образование и приобрести знакомства, необходимые для построения карьеры при дворе. Роуленд Ди являлся также членом правления лондонской Мерсеровской Компании, что позволило и Джону также войти в совет этой компании в 1555 г., что позволило ему познакомиться с рядом предпринимателей, занимавшихся торговой деятельностью, в частности, с Локсом, которого Ди в дальнейшем консультировал в области географии и навигации. С другой стороны, от своей матери Ди унаследовал дом и земельное владение в Мортлейке, которые были расположены в удобной близости от Ричмондского дворца Этот дом затем послужил тем местом, в котором разместились его библиотека, музей и алхимическая лаборатория, в нем он принимал королеву и других посетителей; недвижимость также обеспечивала для него возможность брать деньги в кредит.

Занимаясь историческими исследованиями, Ди проследил свое генеалогическое древо до легендарных времен. Он претендовал на то, что является потомком короля Артура (в честь которого он назвал своего сына) и уэльской королевской семьи; Ди связывал свое происхождение с происхождением своей покровительницы, королевы Елизаветы I. Он также вывел родословную самой королевы от уэльского принца Мадога, и, таким образом, ее право на земли, открытые Мадогом в Новом Свете. Такие родственные связи могли послужить как основой для претензий на земельные владения, так и поводом для карьерного роста. В то же время, более практической основой для карьеры служили семейные связи Ди, например, его вторая жена, Джейн Фромонд, была близко знакома с фавориткой королевы Елизаветы Кери Ховард.

В работах Николаса Клюли и Стивена Памфри прослеживаются попытки Ди найти свое место в существовавшей иерархии. Он искал прямой поддержки со стороны королевы и других влиятельных лиц, и в то же время у него были свои собственные сотрудники и ученики. Его дом и библиотека в Мортлейке стали центром активности целого научного сообщества, и, как утверждает Николас Клюли, Ди мечтал придать этому сообществу форму, напоминающую современный "научно - исследовательский институт", который мог бы функционировать в национальных интересах и в интересах развития международной науки. Однако, планы Ди далеко не всегда встречали понимание у скупой знати и склонных к подозрительности служителей церкви. Ди так никогда и не удалось получить финансовую поддержку, соизмеримую по величине с его собственными интеллектуальными возможностями.

Свои соображения по этому поводу Ди изложил в своем автобиографическом сочинении "сборное перечисление" ("Compendious Rehearsal"), написанном в 1592 г. и для членов королевской комиссии, которой Елизавета I поручила расследование финансового положения Ди, и часть которого была затем им опубликована в ответ на обычные для того времени обвинения в колдовстве. В этой книге Ди пишет о своей жизни начиная с того момента, когда он, в возрасте 15 лет, приехал учиться в колледж Св. Иоанна. Ди пишет, что занимался в то время по восемнадцать часов в день. В 1546 г. Ди был избран помощником преподавателя греческого языка в только что основанном колледже св. Троицы в Кембридже, а в следующем году во время каникул посетил Лувенский университет, где познакомился с "несколькими учеными людьми, по большей части математиками, такими, как Гемма Фризиус, Герардус Меркатор, Гаспар Мирикийский, Антонио Гогава и др.". В 1550 г., в возрасте двадцати с лишним лет, он ездил в Париж и прочел там лекцию о Фукидиде, которая, как он утверждает, произвела сенсацию, в результате чего ему было сделано предложение работы от короля Франции и Парижского университета. В этом сочинении Ди также говорит о своих знакомствах с виднейшими европейскими учеными того времени: он был знаком с Гронсом Фине (1494–1555), Джироламо Кардано (1501–1576), Геммой Фризиусом (1508–1555), Федерико Коммандино (1509–1575), Герардусом Меркатором (1512–1594), Петрусом Рамусом (1515–1572),Абрахамом Ортелиусом (1527–1598), и с многими другими.

Связям, существовавшим между Ди и современными ему математиками, посвящены эссе Бруно Альмейды и Стивена Джонстона. Альмейда описывает годы становления Ди, его пребывание в Англии, в Лувене и в Париже и исследует ту роль, которую сыграл в формировании математического мышления у Ди португальский космограф Педро Нуньес (1502–1578). Поскольку переписка этих двух людей не сохранилась, Альмейда исследует пометки, которые Ди делал на полях книг и его работы по навигации, прослеживая влияние Нуньеса, которое проявлялось не только в работах Ди по локсодромической навигации, но и в той роли, которую Ди сыграл в превращении навигации в математическую дисциплину. Джонсон же, дополняя эту работу, анализирует одно недавно обнаруженное письмо, пытаясь пролить некоторый свет на содержание ныне утраченной работы Ди "Tyrocinium Mathematicum" (1559 г.), которая, вероятно, предназначалась для его ученика Томаса Диггса (1546–1595), и была посвящена Нуньесу. Утверждая, что в этой работе Ди делал ряд замечаний к десятой книге выполненного Биллингсли английского перевода Начал Евклида, Джонстон тем самым обращает наше внимание на этот аспект деятельности Ди, который нам гораздо более известен сейчас по "Математическому предисловию".

Эти исследования показывают нам, что в эпоху Возрождения и геометрия, и прикладная математика отнюдь не находились в состоянии застоя: для того времени были характерны технические диспуты, педагогические нововведения и разного рода обсуждения статуса, потенциала и сферы практического применения математической науки. Ди был знаком с работой Нуньеса "Трактат о сфере", который он, вероятно, читал не на языке оригинала, а в латинском переводе, который входил в книгу Диего де Са, полемизировавшего с Нуньесом. Комментарии и "советы" Ди касательно десятой книги Начал Евклида также с некоторой полемикой, а именно с критическими работами Рамуса в области евклидовой геометрии, в которых, в частности, обсуждалась десятая книга.

У Ди был собственный взгляд на евклидову геометрию, отличавшийся от точки зрения Рама и бывший более неоплатоническим по своему характеру, как мы можем видеть из "Математического предисловия", в котором Ди цитирует итальянского философа и аристократа Джованни Пико из Мирандолы (1463–1494). Как показывает Ж.М. Мандозио, Ди заимствует у Пико свое определение "формальных" чисел: они представляют собой платоновы формы, отличающиеся от "перечислимых вещей", встречающихся в повседневной жизни. Эти замечательные числа позволяют получить ответы на важнейшие вопросы, в том числе вселенского масштаба, например, определить, когда настанет конец света (что должно было произойти, согласно вычислениям Пико, 1 января 2000 г.). В отдичие от Пико, который пренебрежительно относился к использованию математики в повседневной жизни, считая, что евклидова математика не предназначена для практических приложений, Ди не видел для этого препятствий. В "Предисловии" он утверждает, что возвышенные и повседневные приложения математической науки непрерывно связаны между собой, образуя единое "всеобщее математическое искусство", высказывая точку зрения, которая, очевидно, встречала больше понимания у английского королевского двора, который был настроен утилитаристски, нежели абстрактные математические рассуждения Пико о иерархии чисел.

[chablis]

Рассуждая об этом всеобщем математическом искусстве, Ди делает ряд загадочных замечаний относительно "учения Альнирангиат" и других "оптических наук", которые связаны с его интересом к натуральной магии и прорицаниям. Ди также уделяет значительное место защите и определению роли астрологии - науки, в которой он считался столь же непревзойденным экспертом, как и в математике. В самом деле, можно очень хорошо заметить парадоксальную роль Ди играл при дворе, исследуя, в каких случаях его познаниями пользовались королева Елизавета и лорд Борхли [канцлер казначейства]. Когда того требовали политические причины, оба они прибегали к советам Ди как астролога, хотя Ди не всегда умел извлечь для себя выгоду из создавшейся благоприятной ситуации, как замечает Перри. Когда же политическая обстановка в стране стабилизировалась, то вновь возникали различные слухи о том, что Ди занимается колдовством, оппоненты Ди вновь начинали свои нападки на него, и доверие к нему снижалось.

Нечто аналогичное происходило у Ди и в области религии. Ди был рукоположен в сан католического священника во времена царствования Марии Тюдор, возможно, по каким то практическим соображениям. Затем, когда на престол взошла следующая королева, Ди долго и безуспешно пытался избавиться от пятна католицизма. Карьерный рост для него был затруднен по той причине, что конкурентами Ди являлись люди, чья религиозная благонамеренность ничем таким запятнана не была. Как пишет в своем эссе Памфри, Ди проигрывал в этом плане тем людям, которые могли похвастаться своим добрым протестантским прошлым, и которые либо подвергались преследованиям со стороны королевы Марии и сидели в тюрьме либо находились в ссылке в Нидерландах. Эту католическую репутацию, которую Ди однажды получил, ему затем оказалось очень нелегко разрушить.

Трудно переоценить то влияние, которое на личную судьбу Ди оказывали тогдашние религиозные нюансы, он жил в наэлектризованной атмосфере слухов о готовящемся испанском вторжении и католических заговорах, достоверность которых была весьма неопределенной, и к тому же люди тогда суеверно боялись надвигающейся смены тысячелетий. Подобно многим другим своим современникам, Ди пытался преодолеть те трудности, которые возникали для занятий натуральной философией в свете приближающегося апокалипсиса, в котором - как уверяли его беседовавшие с ним ангелы - ему предстоит сыграть важную роль. Известность Ди и его достижения на интеллектуальном поприще облегчали ему вход в королевские дворцы, однако он был не единственным человеком, который стремился рассказать о полученных им апокалиптических откровениях европейским монархам. Стивен Клюкас изучает параллели с историей одного из корреспондентов Ди, Роджера Эдвардса, чьи попытки заинтересовать тогдашних высокопоставленных представителей духовенства и государственных деятелей своей программой восстановления иудаизма могут послужить иллюстрацией того, как распространенные в обществе суеверия могут служить почвой для возникновения различных религиозных и политических спекуляций. Эдвардс в итоге уехал из Англии на европейский континент, пытаясь найти для себя более благодарную аудиторию; он был одним из большого количества ученых и писателей, которые в то время постоянно переезжали с одного места на другое, в поисках работы, новых знаний и под влиянием множества различных политических и религиозных причин, и страдали от недостатка понимания.

В период с 1583 по 1589 г. Ди со своей семьей также отправился в странствия, следуя совету своих ангельских наставников. Он отправился в добровольную ссылку в Восточную Европу, под влиянием отсутствия поддержки со стороны королевы Елизаветы, и рассчитывая на более благоприятную судьбу в Польше. На деле же, однако, оказалось, что не сам Ди, а его близкий помощник по магическим вопросам Эдвард Келли (1555–1597) привлек внимание и материальную поддержку европейских высокопоставленных лиц к своей фигуре, получив, в частности, выгодную должность при дворе императора Рудольфа II в Праге.

В другой моей статье исследовались архивные свидетельства деятельности Ди и Келли в Богемии, в частности, там утверждалось, что в распоряжении Ди находилась одна не дошедшая до наших дней рукопись - копия "книги Босома", авторство которой приписывается английскому алхимику Джорджу Рипли. Для Келли эта книга служила практическим руководством, и он использовал ее и другие труды Рипли для того, чтобы упрочить свой авторитет алхимика среди своих коллег и покровителей. Известность Келли как алхимика вскоре превзошла известность самого Ди, и Келли вскоре самостоятельно построил себе успешную карьеру. Такая же история снова повторилась потом еще раз в Англии, когда оказалось, что те абстрактные формулировки, которыми наполнен алхимический трактат Ди "Monas Hieroglyphica" (1564 г.), вызывают гораздо меньше интереса у королевы Елизаветы и лорда Борхли, чем гораздо более конкретные перспективы осуществления трансмутации, которые предлагали Мартин Фробишер, Джон Престалл и их коллеги.

На успешность карьеры Ди его книга "Monas Hieroglyphica" в лучшем случае не повлияла никак; император Священной Римской Империи Максимилиан II, которому Ди ее посвятил, по всей видимости, ее не прочитал; даже королеве Елизавете I, которая славилась тем, что была очень образованной, приходилось объяснять, о чем там идет речь, а для императора Рудольфа II, который взошел на престол после Максимилиана, она и вовсе оказалась слишком сложной. Тогдашних ученых туманность содержания этой книги не так сильно отпучивала, и некоторые из них заимствовали содержавшиеся в ней каббалистические и алхимические рецепты без ведома автора, что его раздражало (Clulee,1998; Forshaw,2005). Эндрю Кемпбелл в своей статье исследует один такой случай, связанный с неизвестной ранее работой монаха кармелитского ордена Паоло Антонио Фоскарини (1562–1616). "Монада" послужила основанием для одиннадцати тезисов, изложенных в трактате Фоскарини "Scientiarum et Artium Omnium Ferme Anacephalaeosis Theoretica" (1592 г.), который является наиболее ранним из известных итальянских сочинений, в которых упоминается книга Ди. В христианизированной трактовке Фоскарини Монада представляет собой символ слова Божия, в то время как ее алхимическому значению не придается боьшого внимания, возможно потому, что в ордене, к которому принадлежал автор, существовал запрет на занятия алхимией. Тем не менее, предоставляя доказательства каббалистической важности Монады, Фоскарини даже превосходит самого Ди, ссылаясь на целый ряд источников, включая и наставника самого Ди, аббата Тритемия из Спонгейма.

С алхимией также тесно связана такая тема, которая остается наиболее проблематичным аспектом деятельности Ди: его общение с ангелами. В его рукописях, которые сам Ди называет "Libri Mysteriorum", описаны его диалоги с нематериальными существами нечеловеческого происхождения, которые осуществлялись Ди при помощи нескольких "скраеров", медиумов, состоящих у него на службе, главным образом Келли. Эти контакты происходили в доме самого Ди, и при этом использовались различные материальные предметы, такие, как грифельные доски и "магические кристаллы" (о чем пишут С. Аккерман и Л. Девуа), иногда при контактах присутствовали свидетели, принадлежавшие к узкому кругу привилегированных знакомых Ди. Какова на самом деле была природа этих контактов и до какой степени сами медиумы навроде Келли могли подтвердить достоверность получаемых сообщений, в настоящее время неясно. Сам Ди совершенно определенно считал, что его собеседники способны предоставить ему важную информацию в области алхимии, эсхатологии, а также дать советы личного и духовного характера. Эти советы оказывали на его собственную деятельность, иногда в очень сильной степени: именно по совету ангелов он решил переехать в Восточную Европу; следуя их указаниям, он осыпал упреками императора Рудольфа II во время своей единственной аудиенции. Ди, таким образом, пытался выйти на контакт со сверхъестественными силами божественной природы, и вопрос о том, в какой степени ему это удалось, выходит за рамки исторической науки.

Именно этот аспект деятельности Ди наиболее волнует воображение людей, начиная с того времени, в которое жил он сам и до сих пор. Сам Ди был объектом внимания других людей; например, Виттория Феола пишет о некоем Элиасе Эшмоле, антикваре, который тщательно собирал дневники Ди, его записки о беседах с ангелами и другие рукописные материалы различного характера, в частности, составленные Ди гороскопы и инструкции по изготовлению магических сигил. Кроме того, как пишет Феола, Эшмол также коллекционировал предсказания погоды, которые делал Ди. Весь этот материал гораздо менее известен, чем выпущенная в 1659 г. М. Касабоном, современником Эшмола, книга под названием "Истинная и правдивая история о том, что на протяжении многих лет происходило между доктором Джоном Ди и различными духами". Сохранились также магические артефакты которыми пользовался Ди - отполированное обсидиановое зеркало и хрустальный шар. Аккерман и Девуа описывают эти и другие, имеющие отношение к Ди, предметы, хранящиеся сейчас в Британском музее, прослеживая в некоторых случаях историю этих вещей вплоть до времени самого Ди или очень близкого к нему.

Эти тексты и материальные предметы, позволяющие ученым пролить свет на необычные взаимоотношения Ди, Келли и беседовавших с ними ангелов, на протяжении столетий также привлекали внимание людей совсем другого рода. Разнообразные коллекционеры и библиофилы начали охотиться за книгами Ди еще при его жизни, что, в частности, привело к тому, что его библиотека была разграблена, пока он был за границей (Roberts & Watson, 1990). Репутация мага и колдуна, с которой Ди безуспешно боролся на протяжении своей жизни, еще более укрепилась благодаря стараниям таких коллекционеров, как сэр Роберт Коттон(1571–1631). Коттон интересовался книгами и рукописями Ди главным образом, как антиквар, но именно благодаря ему стало возможным издание Касабона "Правдивой и истинной истории", которое было сделано по заказу внука Коттона, и изготовление золотого диска, который хранится в Британском музее; Коттону же мы обязаны тем, что до наших дней сохранились "Libri Mysteriorum", хранящиеся теперь в Британской библиотеке.

Наверное, современные представления о Ди могли бы быть совсем другими, если бы до наших дней дошли не "Libri Mysteriorum", а "Tyrocinium Mathematicum", если бы сохранилось что нибудь из большой коллекции математических инструментов Ди, в которой были глобусы и другие инструменты, изготовленные самими Фризиусом и Меркатором, а также астролябия, сделанная Уильямом Боро. Однако наше современное понимание того духа, который царил в среде ученых начала современной эпохи, было бы не таким полным, если бы мы не знали о всем том разнообразии интересов Ди, которое продолжает вызывать споры историков. Для ученых, математиков и философов того времени было совершенно естественно отгадывать прошлое и предсказывать будущее с помощью небесных светил, совершать алхимические превращения веществ, и пытаться глубоко проникнуть в тайны не только материальной, но и божественной природы. Тогда существовало теснейшее взаимного переплетение "естественнонаучного" и "оккультного" знания, которое столь неприятно и удивительно для современных историков науки. Именно в контексте такого переплетения и следует рассматривать фигуру Джона Ди, выдающегося мыслителя, практика и передового ученого своего времени.

БЛАГОДАРНОСТИ
Конференция, посвященная 400-летию со дня рождения Джона Ди, получила щедрое финансирование со стороны Общества исследования эпохи возрождения, Британского общества истории науки, Библиографического общества и отделения истории и философии науки Кембриджского университета. Я хочу выразить признательность всем этим учреждениям, а также организаторам конференции, К. Тейлор и П. Форшоу, всем участникам и докладчикам, которые принимали участие в наших двухдневных дискуссиях. При подготовке к печати материалов конференции, я пользовалась поддержкой гранта 090614/Z/09/Z исследовательского фонда Wellcome Trust. Наконец, я хочу выразить благодарность всем тем читателям, чьи конструктивные и ценные замечания помогли улучшить как отдельные материалы, так и весь сборник в целом.

[chablis]

ДЖОН ДИ И АЛХИМИКИ: ПРАКТИКА И РАСПРОСТРАНЕНИЕ АНГЛИЙСКОЙ АЛХИМИИ В СВЯЩЕННОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ.

Дженнифер М. Рамплинг, Отделение истории и философии науки, Free School Lane, Кембридж.
Опубликовано в журнале Studies in History and Philosophy of Science, 43 (2012), стр. 498–508

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ.
В этой статье рассматриваются взаимоотношения Джона Ди с алхимиками двух категорий: с теми авторитетами, чьи книги он читал, и с современными ему практиками, с которыми он обменивался текстами и идеями. Обе эти категории пересекаются, когда речь заходит о восприятии работ, приписываемых знаменитому английскому алхимику Джорджу Рипли (р. 1490). О том, что Ди проявлял глубокий интерес к работам Рипли, свидетельствуют сделанные им многочисленные рукописные копии его работ, включая копию так называемой книги Босома - манускрипта, обнаруженного в 1574 году, который, как полагают, был написан Рипли собственноручно. В 1583 г. Ди вместе со своим помошником Эдвардом Келли, оставив Англию, отправились в Восточную и Центральную Европу, захватив с собой часть обширной библиотеки Ди, в которой были и алхимические книги, которыми вскоре заинтересовались их континентальные коллеги. Келли использовал сочинения Рипли, в частности, книгу Босома, не только в качестве источника практической информации, но и как инструмент для укрепления собственных связей со своими коллегами и покровителями, что в свою очередь повлияло на посмертное признание его деятельности коллегами на континенте. Обмен текстами, который имел место при этом, позволяет нам с необыкновенной точностью проследить, как распространялись идеи английской алхимии в Священной Римской Империи начиная с конца шестнадцатого века.

1. ВВЕДЕНИЕ.

На протяжении большей части своей жизни Джон Ди изучал алхимические книги и занимался практической алхимией. Его алхимические интересы более всего известны по его собственной работе "Monas Hieroglyphica", в которой он изложил свои алхимические взгляды в весьма туманной и необычной форме. Гораздо меньше, однако, известно о том, какие книги читал сам Ди, и о его собственной алхимической практике (и взаимоотношениях с другими практиками). В этой статье рассматриваются взаимоотношения Ди с двумя категориями алхимиков: с теми авторитетами, чьи работы он читал, и с современными ему практиками, с которыми он был знаком, или же существует вероятность, что был знаком. Часто эти две категории людей пересекаются, поскольку у Ди и его знакомых алхимиков имелся общий активный интерес к обнаружению, изучению и практическому применению работ адептов прошлого.

Самым ранним свидетельством проявления интереса Ди к алхимии является составленный им самим в 1556 г. список прочитанных им алхимических книг ("Authores Alchymici quos perlegi anno 1556, a mense Julij", in Oxford, Corpus Christi College MS 191 (fols. 88v–90r), listed in Roberts & Watson (1990, pp. 191–193).), не все из этих книг, возможно, принадлежали ему лично. Этот список состоит по большей части из классических работ средневековой латинской алхимии, включая работы, приписываемые Геберу, Арнальдо из Виллановы и Раймонду Луллию, а также немногих работ английских авторов - Джорджа Рипли и Томаса Нортона. Путешествуя по Европе в 1560-х годах, Ди, похоже, познакомился с большим числом различных алхимических учений и начал собирать свою личную библиотеку алхимической литературы. В ней присутствовали современные ему копии сочинений Парацельса и его последователей, а также превосходное собрание рукописей позднего средневековья, на которых Ди делал собственные пометки, и которые описаны в важной реконструкции каталога библиотеки Джона Ди, выполненной Робертом и Ватсоном (1990).

Использование этой библиотеки Джоном Ди и его современниками подробно изучено в работе Уильяма Шермана (1995, в особенности гл. 2). В частности, исследовалось, насколько активно книги из библиотеки Ди читали, переписывали и обсуждали другие алхимики (Bayer, 2005; Keiser, 2007, p. 190; Webster, 1979, p.323; cf. Sherman, 1995, pp. 44–45). На основании того, что в этой библиотеке содержится большое число копий одних и тех же работ Парацельса, Клюли (Clulee,1998) предполагает, что Ди, возможно, занимался распространением учения Парацельса в Англии, давая копии его работ для чтения, либо используя их в преподавательских целях.

В пользу этого предположения говорит общирный список людей, именуемых "discipulus", который имеется в одной из этих книг. Подобная деятельность свидетельствовала бы о том, что Ди являлся мастером высокого класса. Однако, как отмечает Клюли, весьма затруднительно составить ясное представление об алхимическом образе мышления Ди, поскольку его работы, вообще говоря, с алхимией не связаны. Его наиболее фундаментальное алхимическое сочинение, "Monas Hieroglyphica" (1564), посвящено императору Священной Римской Империи Максимилиану II; в этой работе, которая изложена более в средневековом и неоплатоническом, нежели чем в парацельсовском стиле, наилучшим образом раскрыты туманные взгляды Ди на алхимическую практику.

Ибо интересы Ди не ограничивались только алхимическими книгами: среди его вещей в Мортлейке имелись различные алхимические материалы и приборы, а к его дому было сооружено несколько пристроек, в которых он со своими помошниками занимались алхимической практикой. До нашего времени дошли только текстовые свидетельства этой деятельности - рукописные описания алхимических процедур, заметки практического характера на полях книг, и некоторое количество воспоминаний современников. Подобно вопросу о том, насколько велико было влияние Ди, вопрос о том, как именно он пользовался своими книгами на практике, можно прояснить лишь частично, исследуя разрозненные и отрывочные источники.

Пытаясь исследовать оба этих вопроса, я сконцентрирую внимание на одном малоизученном аспекте весьма разнообразных алхимических интересов Ди, а именно на поздне-средневековой традиции псевдолуллианской алхимии, которая была популяризована в работах, приписываемых Джорджу Рипли. Во второй половине шестнадцатого века "риплеанские" сочинения были хорошо известны у него на родине, но гораздо в меньшей степени в Восточной и Центральной Европе. Поэтому изучение этого вопроса в известной степени позволяет нам проследить за тем, как эти идеи распространялись на континенте. Распространение риплеанских текстов совпадает по времени с путешествием Ди и его помошника Эдварда Келли в Богемию в 1580-х. На самом деле распространение риплеанской алхимии в континентальной Европе очень тесно связано с распространением книг Ди и с плодотворной алхимической деятельностью Келли. Поэтому информация о путешествии этих англичан проливает свет на взаимоотношения Ди с двумя алхимиками: Келли, который был его современником, и Рипли, который к тому времени давно умер.

2. ДИ, РИПЛИ И ПСЕВДОЛУЛЛИАНСКАЯ АЛХИМИЯ.

Начиная с середины четырнадцатого века, на теорию и практику западной алхимии во все возрастающей степени оказывало влияние определенное собрание анонимных алхимических текстов, посмертно приписываемых жившему на Майорке философу Раймонду Луллию (1232-1316). В детальных исследованиях Михаэлы Перейра (1989,1992) говорится о более, чем 140 работ такого рода, в которых рассматривались разнообразные алхимические вопросы, от трансмутации металлов до приготовления медицинских эликсиров и изготовлеия драгоценных камней. Разнообразные псевдолуллианские учения и техники стали популярными в Англии, начиная с XV века и позднее, английские алхимики пользовались ими, пытаясь заручиться поддержкой и расположением королей и других высокопоставленных особ; сюда, в частности, относятся обращения к Генриху VI (Pereira,1998) и, на столетие позже, разнообразные предложения, адресованные Елизавете I и ее лорду-канцлеру казначейства, лорду Борхли.

Как следует ожидать, исходя из обилия псевдолуллианских сочинений, описываемые в них алхимические операции были многочисленны и разнообразны. Однако, в английских комментариях к этой традиции чаще всего идет речь о двух могущественных стихиях, которые иногда именуются "огнем", и обладают противоположными свойствами. Одна из этих стихий, "противоестественный огонь" (ignis contra naturam) - это мощная и ядовитая разъедающая субстанция, которая весьма ценна в процессе изготовления золота, но является смертельным ядом, если человек выпьет ее. Вторая стихия, "естественный огонь" (ignis naturae), воплощает в себе жизненные силы природы, и может использоваться для исцеления как металлов, так и человеческого тела. Во многочисленных сочинениях описывается использование этих огней для получения "минерального" и "растительного" камня. В то время, как для приготовления минерального камня употребляются разнообразные едкие минеральные кислоты, растительный камень, пригодный для употребления человеком внутрь, делается из веществ, получаемых при приготовлении вина: уксус, винный камень и винный спирт (Rampling,2009,2010).

В одном из рецептов для получения растительного камня, который в сотнях различных вариаций встречается в алхимической литературе, в качестве исходного используется металлическое вещество, именуемое "серикон"; обычно под этим термином понимается миниум ("красный свинец", оксид свинца). Миниум растворяется в крепком уксусе, и получившийся раствор нагревается до тех пор, пока на дне сосуда не останется толстый слой резинообразного вещества. В процессе дистилляции это вещество дает белый пар, fumus albus, который затем подвергается дальнейшим процедурам. Из-за особенностей процесса его получения, растительный камень считался соединяющим в себе как минеральные, так и растительные качества. В этой своей форме он считался безопасным веществом, которое можно употреблять внутрь, и как таковой он представлял одну из составляющих компонент целебного питьевого золота, каковое невозможно получить, используя для этого ядовитые вещества, содержащие свинец.

В другой работе я назвала такой уксусно-свинцовый метод "сериконическим", чтобы отличить его от методов, использующих другие ингредидиенты и процедуры (Rampling,2010,pp.128–129). В Англии такой подход обычно связывался с именем Джорджа Рипли, бывшего каноником Августинского монастыря в городе Бриджлитон в Восточном Йоркшире, расцвет деятельности которого приходится на 1470-е годы, о чем свидетельствуют выходные данные наиболее известных его книг, "Алхимический свод" (1471) и "Medulla Alchemiae" (1476). В "Medulla", например, Рипли объясняет, как следует приготовлять растительный камень из серикона, и как затем следует соединить его с противоестественным огнем - едкой смесью киновари, купороса и селитры - чтобы получить могущественный трансмутационный эликсир - aqua composita, то есть составную воду (Ripley,1649,pp.143–145,170–172).

Джон Ди был, очевидно, знаком с учением как Луллия (или "Раймонда"), так и с учением Рипли, еще с самых ранних пор появления у него интереса к алхимии, о чем свидетельствует список алхимических книг, прочитанных им в 1556 г. В этом списке содержится "Quinta essentia Raymundi Lulli", сокращенное название книги, которая полностью называется "Liber de secretis naturae seu quinta essentia", ключевого сочинения из псевдолуллианского множества, и в которой впервые описывается применение "квинтэссенции" (винного спирта высокой степени очистки) как в медицинских целях, так и для трансмутации. К 1583 г. у Ди имелось по меньшей степени шесть экземпляров этой книги, а также и множество других книг аналогичного характера.

В этом списке упоминается также некий безымянный текст, помеченный как "Рипли, англичанин". К 1556г. на английском языке имелось несколько трактатов Рипли, хотя ни один из них еще не был напечатан. Знаменитый "свод" Рипли был первоначально написан английскими стихами, тогда как "Medulla" была переведена на английский в 1552 г. под названием "Сущность Алхимии" ("Marrow (Mary) of Alchemy"). В то же самое время с латыни были переведены еще несколько приписываемых Рипли текстов, в частности, "Philorcium Alchymistarum" и "Concordantia Guidonis et Raymundi", а еще два хорошо известных трактата - "Pupilla Alchimiae" и "Accurtations of Raymond" были, видимо, первоначально написаны на средневековом английском языке. Все эти книги были широко распространены во второй половине XVI столетия.

Наиболее известным произведением Рипли является его "Свод", или "Двенадцать врат", средевековая поэма на английском языке. У Ди впоследствии имелась сделанная в середине XVI века копия этой книги, о которой он упоминает 21 декабря 1595 г. Похоже, что он был знаком со "Сводом" гораздо раньше, еще в 1560-х, поскольку это была одна из наиболее известных тогда в Англии алхимических работ. Однако Ди проявлял интерес не только к поэтическому творчеству Рипли; он также собственноручно сделал копии других его сочинений, написанных прозой, причем все эти книги отличаются своим практическим, "сериконическим" характером. Среди его книг содержались также "Accurtations of Raymond" ("Краткое изложение рассуждений Раймонда") - теоретический трактат, в котором содержится большое количество рецептов, который был переведен на английский язык (по крайней мере частично), самим Ди, снабдившим его многочисленными примечаниями.

Этот текст, наподобие описываемым в нем псевдо-луллианским стихиям, является своего рода смесью, сборником, который составлялся с течением времени из первоначально разрозненных компонентов (Rampling,2009,ch.4;2010). Однако во второй половине XVI считалось, что он был составлен Джорджем Рипли, и причиной этого, несомненно, был особенный "риплеанский" стиль теоретических и практических (включавших в себя разнообразные сериконические рецепты) заметок, короые читатели часто находили на полях. В копии, принадлежавшей самому Ди, например, имеется одна такая заметка, в которой сравнивается содержание абзаца с описанием процедуры ферментации в "Своде" Рипли: "Riplay in his 12 Ga[tes] in the Chap. of Ferm[entation]"

Сам Ди, похоже, также руководствовался сочинениями Рипли, подкрепляя свои книжные изыскания практической работой. В Бодлеевской библиотеке имеется алхимический дневник, написанный частично рукой Ди, в котором детально описаны алхимические эксперименты, произведенные в период между 22 июня и 6 октября 1581 г. Эта рукопись свидетельствует о том, что Ди вовсе не был кабинетным ученым и не боялся замарать свои руки. В одной из записей он описывает, как ему удалось получить десять унций "быстрого меркурия" из сублимированного вещества, которое он "усердно выжимал по частям из мягкого вещества собственными руками", затем помещая полученную субстанцию в очищенный уксус. В результате получилось "удивительно тонкое, скользкое и липкое вещество", которое он оставил в наполненном уксусом каменном сосуде, "чтобы увидеть, что впоследствие получится из него". Занимаясь получением этого скользкого "меркурия", Ди руководствовался инструкциями из более раннего источника: "Получив унцию или шесть капель, я продолжал добавлять жидкость, следя за тем, чтобы не влить ее слишком много, как предостерегает Рипли в филорциуме"

Это ссылка на одно место в Philorcium, в котором Рипли наставляет своих учеников, что нужно аккуратно обращаться с жидкостями в своей работе: "Отводить же от сего камня жидкость надлежит с помощью перегонного куба, и растворять камень в жидкости также следует с его помощью, растворять же камень в жидкости можно до бесконечности. Однако же производите растворение понемногу, и не допускайте, чтобы камень был удушен чрезмерным количеством жидкости, поскольку, если процесс регулируется должным образом, то, при желании, из одной пинты жидкости можно получить бесконечное ее количество"

Совершенно очевидно, что работы Рипли - по крайней мере для Ди - имели более, чем просто теоретическое значение: его рецепты и рекомендации использовались и считались практически ценными почти 90 лет после его смерти.

[chablis]

После того, как в 1582 г. в доме Ди поселился Эдвард Келли - "скраер", занимавшийся предсказаниями с помощью магического кристалла, алхимические изыскания Ди стали во все большей степени зависеть от покровительства духовных и светских властей. Еще через два года Ди, вместе со своей семьей и захватив с собой множество алхимических книг, переехал на восток Центральной Европы, попытавшись вместе с Келли обосноваться вначале в Кракове, а затем в Праге, следуя советам своих ангелов - собеседников (Harkness,1999;Parry,2011). Все это время Ди продолжал свои практические алхимические изыскания. Более того, период его путешествий по континенту совпадает по времени с новой волной популярности риплеанской алхимии, кульминация которой произошла спустя 40 лет после его смерти, когда в 1649 г. в Касселе было издано полное собрание алхимических трудов Рипли (Opera omnia chemica). Собирая воедино двенадцать текстов, составлявших эту книгу, Людвиг Комбах, ее издатель, заботился о том, чтобы получить в свое распоряжение достоверные образцы рукописных текстов, и по крайней мере один из них был получен им от Ди и Келли во время одной из их встреч на територии империи. Подобные контакты не только проливают свет на деятельность Ди и Келли в Богемии, но также дают повод предположить, что им принадлежит определенная заслуга в деле формирования посмертного авторитета Рипли.

3. РИПЛИ И "КРУЖОК КЕЛЛИ".

Ди, Келли и члены их семей покинули Англию 21 сентября 1583 г., в сопровождении Альбрехта Лясского, пфальцграфа Сераджского, притязания которого на польский трон получили одобрение ангелов, с которыми Келли общался в Мортлейке. После ряда неудачных попыток поселиться в Кракове и Праге, имперской столице, англичане в конце концов остановились в городе Тржебон, воспользовавшись гостеприимством Виллема Роземберка (1535–1592), одного из крупнейших магнатов Богемии, который, как и император Рудольф II, покровительствовал алхимикам. Репутация известного алхимика, которой к тому времени обладал Келли, позволила ему заручиться расположением императора и получить место при дворе Рудольфа, где Келли, претендовавшему на благородное ирландское происхождение, было пожаловано рыцарское звание, и где он получил возможность значительно обогатиться.

До момента своей смерти, которая произошла при плохо выясненных обстоятельствах, вероятно, 1 ноября 1597 г. (Prinke,2010), Келли удалось сделать замечательную алхимическую карьеру в Тржебоне и Праге. Действительно, к 1587 г. его собственная известность как алхимика затмила известность самого Ди, который вначале был его "старшим товарищем". Келли пользовался расположением Роземберка и Рудольфа II, кроме того к его работе проявляла интерес английская королева Елизавета I и лорд Борхли. Причины такого успеха в такой же степени непонятны, насколько этот успех неоспорим. Английские и богемские источники приписывают Келли выдающиеся достижения в деле алхимических трансмутаций, и при некоторых его опытах император Рудольф присутствовал лично. Хотя остается неизвестным, до какой степени сам Келли верил в истинность алхимического искусства, в глазах многих его современников он был настоящим адептом, а его алхимические достижения принесли ему высокое положение, богатство и благосостояние.

Расцвет карьеры Келли сопровождался ростом интереса к работам Джорджа Рипли на востоке Центральной Европы; похоже, что как раз в это время они получили известность в Богемии. Например, девять работ Рипли были переведены в Богемии в 1605 - 1606 гг. местным алхимиком Симоном Тадеушем Будеком, который, в частности, выполнил латинский перевод "Свода". Будек, проявляя глубокий интерес к работам Рипли, снабдил их большим количеством примечаний и перекрестных ссылок, а также составил каталог, который занял 31 лист, и в котором перечислены алхимические термины и названия материалов, которые использованы в работах Рипли. В его рукописи содержится также очень интересное упоминание о Келли, в котором утверждается, что этот несчастный англичанин совершил самоубийство после неудачной попытки побега из тюрьмы, в которую его посадил император Рудольф (ÖNB 11133, fol.393v; Hausenblasová & Purš, 2009, p.78).

Публикацию работ Рипли продолжил более поздний издатель, Комбах, который приписывал Келли авторство латинского перевода "Свода" и двух других работ (послания к Эдуарду IV и "Clavis Aureae Portae"). По меньшей мере в первых двух случаях это приписывание не является верным, поскольку идентичные переводы "Свода" и Послания уже имели хождение во Франции еще в начале 1570-х, под названиями "Liber Duodecim Portarum", то есть "Книга Двенадцати Врат", и "Epistola ad Regem Eduardum" соответственно. Сокращенный вариант Книги Двенадцати Врат, изложенный прозой, был издан во Франкфурте в 1595 г., под редакцией медика Бернарда Георга Пено (1522-1620), принадлежавшего к школе Парацельса, а более полная версия этой книги была издана в 1599 г. в Лейдене другом Пено, протестантским памфлетистом Николасом Барно (1539-1604?), в составе опубликованной им книги "Quadriga Aurifera". Издание Комбаха, хотя и наиболее полное на тот момент, основывалось на том же самом более раннем переводе.

По всей видимости, Комбах пытался приписать Келли авторство перевода просто для того, чтобы поднять авторитет Рипли, связывая его имя с именем известного алхимика. Тем не менее, дошедшие до наших дней рукописи свидетельствуют о том, что Келли действительно проявлял к алхимическим трудам Рипли большой интерес, что и в самом деле способствовало росту известности работ этого средневекового английского алхимика, и привело в результате к появлению печатного издания его книг. Некоторые из тех алхимиков, которые в дальнейшем занимались распространением работ Рипли, посещали Прагу примерно в то же самое время, что и Келли, так что им представлялась возможность обменяться своими идеями и, что особенно важно, текстами.

Пено и Барно действительно встречались в Праге несколько позднее 1586 г., когда Барно был в гостях у еще одного алхимика - энтузиаста, императорского лекаря Тадеуша Хажека (1525 - 1600). В это время они вместе работали над книгой "Practica Alphabetica", которую, как позднее отмечал Пено, Барно "хотел написать по образцу, проверенному временем". Барно имел здесь в виду своего рода алфавит, который содержался в одной из псевдо-луллианских книг, "Testamentum", и буквы которого обозначали ингредиенты и химические процессы. Этот алфавит, опубликованный в книге Пено под названием "Apologia" (1600, pp.85–96) в разделе, который назывался "Rubri et Albi vini a terra foliata extractio", то есть "Извлечение белого и красного вина из листообразной земли", где также содержится некий конкретный сериконический рецепт, который начинался с того, что следовало сделать раствор кальцинированного зеленого льва в уксусе, чтобы получить смолу.

В то время у этих двух алхимиков неоднократно возникала возможность встретиться с гостями из Англии. Барно, также как Ди и Келли, поселился у Виллема Роземберка, а у Хажека, к которому Барно приезжал в гости, в одно время жили также и оба англичанина, когда они приезжали в Прагу в первый раз. Барно впоследствии посвятил свое издание книги Рипли еще одному англичанину, с которым познакомился в Богемии: английскому придворному и поэту сэру Здварду Дайеру (1543–1607), который по меньшей мере трижды посещал Прагу в период между 1588 и 1590 г., в частности для того, чтобы убедить Келли вернуться в Англию или же обучить его своим алхимическим секретам. Особая роль Келли на богемской алхимической сцене отмечена также в сочинении Пено "De Denario Medico" (1608), в котором рассказывается о совершаемых Келли трансмутациях в то время, когда сам Пено находился в Праге.

Поскольку рукописи Пено и Барно не дошли до наших дней, мы не можем с уверенностью утверждать, что их интерес к "Своду" Рипли возник именно под влиянием английских путешественников в Праге. Существует, однако, много убедительных свидетельств того, что Келли принимал активное участие в деле продвижения работ Рипли в кругу своих хорошо обеспеченных коллег. В частности, сюда относится второе, альтернативное мздание его "Книги", перевод для которого выполнил в элегической стихотворной форме немецкий алхмик Николаус Май, по видимому, под влиянием Келли.

Май, или Маюс, обладал широкими связями как в алхимических, так и в политических кругах. В 1601 г. Рудольф II назначил его членом Апелляционного Совета и смотрителем серебряных шахт в Иоахимстхалле - на должность, которую ранее занимал другой алхимик, Зебальд Швертцер. В то время Май вел переписку с еще одним покровителем алхимиков, Моритцем, ландграфом Гессе-Кассельским. В одном из своих писем он извиняется за то, что не смог нанести визит Моритцу, поскольку император пожелал отправить его послом к графу Мансфельдскому. Как алхимик, Май интересовался трансмутациями сериконианского характера, в которых использовались уксус и свинец.

Май также поддерживал связь с другими алхимиками - практиками. Ему посвящен трактат Пено "De Denario", и в посвящении он именуется советником курфюрста Бранденбургского (1608, p.127). Май сочинил хвалебную поэму для сочинения "De Signaturus Internis Rerum", автором которого был другой алхимик школы Парацельса, Освальд Кролл. Сохранилось также письмо Маю от саксонского алхимика и врача Андреаса Либавиуса, текст которого приводится в его книге "Rerum Chymicarum Epistola" (1595). Сам Май также был знаком с Ди и Келли. Ди написал ему письмо, датированное 14 ноября 1586 г., и он останавливался в Тржебоне на несколько дней в 1589 г., о чем Ди упоминает в своем дневнике: запись от 26 января 1589 г. гласит "господин Маюс приехал посетить нас", а запись, сделанная через еще четыре дня - "господин Маюс уехал". Май был знаком и с семьей Келли: позднее он сочинил эпитафию для его вдовы. Похоже, что Мая и Келли сближали общие алхимические интересы: в частности, это привело к тому, что Май решил сделать стихотворный перевод Свода Рипли для того, чтобы принести его в дар императору.

[chablis]

В своем стихотворном посвящении Май сокрушается о том, что в его время, хотя люди и обладают кое какими познаниями, нужно прилагать большие усилия, чтобы постигнуть мудрость философов прошлого. Он пишет: "Некоторые ничего не соображающие люди пренебрегают писаниями древних мудрецов, называя их варварскими сочинениями; другие же отвергают истинность химического искусства, называя книгу Рипли собранием пустых фантазий"

Император, как покровитель и защитник алхимиков, конечно же, к числу таких людей не относится. Затем Май объясняет, что у него было две причины для того, чтобы заняться переводом: "Первая причина состоит в том, что перевод будет способство пониманию алхимического искусства, что весьма полезно для всякого философа; книга поможет воспитанию новых мастеров. Вторая же причина заключается в том, что Келли, алхимик, которому нет равных в искусстве, пожелал, чтобы эта книга была переведена стихами на латинский язык."

О влиянии английского алхимика свидетельствует также вкдючение в книгу четверостишия, приписываемого самому Келли, которое было помещено между посвящением императору и прологом самого Рипли:

Cuicquid philosophum congesserat ordine Turba,
Patria Rypplaei carmine Lingva dedit:
Haec eadem Maius, calamo facit esse Latino,
Hinc notus Rypplai est, Notior ille magis.

(Чтобы поведать о своем искусстве множеству собравшихся философов,
Рипли воспел его в стихах на своем родном языке.
Маюс же собственноручно перевел их на латынь.
Рипли вложил сюда много труда, но Маюсу пришлось трудиться еще больше)
[Несколько вольный перевод - mc2 =) ]

Это искусное стихотворение, в котором содержится игра слов "Maius" и "magis" - "большой, могущественный", дает основание предположить, что имя Келли было способно послужить поддержкой для репутации Рипли среди других адептов. Кроме того, что Келли вдохновил Мая на выполнение элегантного стихотворного перевода книги Рипли, он также составил сборник из нескольких других сочинений Рипли для передачи в дар правителю Силезии. Этот сборник рукописей сохранился в Чешской Библиотеке, под названием "Собрание сочинений Рипли, переведенных в Праге между маем и июлем 1592 г. неким Яном Карпом" Ян Карп из Карпштейна, известный также, как Иоганн Карп, или Иоганнес Карпио, был администратором, ответственным за виноградники императора Рудольфа.

Под именем Карпио он несколько раз упомянут в дневниках Ди как один из знакомых и помощников Келли: Ди пишет, что он регулярно посещал Тржебон, и, возможно, помогал Келли в его лаборатории (Dee,1998, p.230). Его латинизированное имя появляется также в различных алхимических манускриптах,написанных по английски и имеющих отношение к Келли, которые в настоящее время хранятся в Королевской библиотеке в Копенгагене (Bäcklund,2006). Баклунд утверждает, что эти тексты "позволяют с большой вероятностью предположить... что они обязаны своим происхождением тому кругу людей, которые были знакомы с Ди и Келли в Праге", то есть некой группе людей, занимавшихся алхимией, которая в Праге в 1588-1589 гг, и ее активность продолжалась даже после смерти Келли, закончившись со смертью Рудольфа II в 1611 г. Существование такого кружка подтверждается и другими источниками, которые говорят, что Карп не только помогал Келли в его практической работе, но и пользовался его алхимическими книгами, а возможно, и выполнял роль его личного секретаря. В конце рукописного перевода "Медуллы" Рипли он оставил замечание, показывающее, что этот сборник переводов был выполнен по распоряжению Келли: "Эдвард Келли преподносит эту книгу в знак признательности и дружбы своему лучшему другу, благородному господину Карлу фон Биберштейну, которого он хотел бы считать своим философским сыном и которого почитает более всех остальных смертных".

Карл фон Биберштейн (1528–1593), дворянин, которому был адресован этот подарок, был силезским государственным деятелем и советником императора, который дважды назначался главой силезского монетного двора. Подобно Маю, Биберштейн занимал высокое социальное положение и был богат, а по своему положению он, возможно, проявлял особенный интерес к новым достижениям в металлургии, а поэтому и алхимией. Как пишет в своем дневнике Ди, Биберштейн приезжал в Тржебон 26 марта 1587 г., и приглашал его к себе домой, чтобы познакомиться. Ди возвратился в Тржебон 16 сентября. Хотя он ничего не сообщает о содержании их бесед, кажется, что на руководителя монетного двора произвел большое впечатление Келли, с которым они поддерживали затем дружеские отношения, которые продолжались еще по крайней мере в августе 1589 г., тогда как сам Ди покинул Богемию на несколько месяцев раньше.

Называя Биберштейна своим "философским сыном", Келли брал на себя роль его учителя и наставника - отношения, которые подразумевали передачу алхимического знания. Здесь важно то, что в основе тех знаний, которые Келли преподавал своему ученику, лежали труды его английского предшественника, Рипли. Переданный в подарок сборник текстов включал в себя семь работ Рипли: оригинальный латинский перевод "Liber Duodecim Portarum", а также "Epistola ad Regem Eduardum", "Liber de Mercurio et Lapide Philosophorum", "Clavis Aureae Portae", "Medulla Alchemiae", "Pupilla Alchemiae" и "Philorcium Alchimistrarum". Кроме того, там были и другие тексты, в частности, трактат, приписываемый Раймонду, который был для Рипли величайшим авторитетом, а также латинский текст так называемой "Книги Дунстана" - трактата, который приписывался жившему в десятом веке архиепископу Кентерберийскому, но на самом деле представлял собой видоизмененный текст еще одной работы Рипли - "Рассуждения Раймонда".

Представляющий собой собрание авторитетных текстов,этот сборник привлекает внимание английских исследователей теории и практики алхимии тем, что он показывает, к какой именно традиции принадлежал Келли. Келли, таким образом, признавал, что авторитет Рипли превосходит его собственный, а сборник его сочинений - это интеллектуальное сокровище, которое может служить ценным подарком, поскольку оно представляет собой описание опыта, накопленного в очень давней практической традиции. Однако и сам Келли получал некую выгоду от признания Рипли в качестве авторитета: сам факт того, что Келли проявлял глубокий интерес к его работам, на долгое время обеспечил признание этому средневековому адепту, что можно видеть из последующих исторических событий, связанных со "Сводом" Рипли.

Алхимический кружок прекратил свое существование в 1649 г., когда Рудольфа II и Моритца Гессе-Кассельского уже давно не было в живых. В Европе бушевала Тридцатилетняя война, и один экземпляр подарочного перевода "Liber Duodecim Portarum", сделанного Маем, который принадлежал либо Роземберку, либо самому императору, был увезен из Праги шведскими войсками в качестве трофея. Еще одна копия осталась в придворном архиве князя Гессе-Кассельского, где ее обнаружил Людвиг Комбах, который служил лекарем у покойного князя Моритца и его наследника Вильгельма. В своем предисловии к соранию сочинений Рипли, Комбах выражает сожаление, что он не может опубликовать перевод поэмы Рипли, сделанный Маем, поскольку рукопись не принадлежит ему лично. Но, к счастью, у него есть более ранний перевод, который, как он полагает, был сделан самим Келли, и который был обнаружен в одной рукописи, которая ранее принадлежала Маю.

Рукопись, о которой здесь идет речь, представляет собой сборник произведений Рипли, составленный, вероятно, в Праге несколько позднее 1600 г., который изобилует примечаниями и добавлениями, сделанными различными людьми. Некоторые замечания написаны рукой самого Мая, и в сборнике присутствует одно из его собственных произведений, "AEnigma M. Nicolaii Maii", написанное латинскими стихами. Хотя большая часть рукописи написана не рукой Мая, можно догадаться, что тот человек, который ее писал, также был знаком с Келли. В рукописи имееется описание одного рецепта, который Келли сообщил автору устно, а также несколько выдержек из его писем (одно из них было написано в Праге и датировано 20 июня 1587 г.).

Для Комбаха эти письма, принадлежавшие перу Келли, имели не менее важное значение, чем тот текст, который они сопровождали, о чем можно судить по тому, что эти выдержки из писем он опубликовал еще за два года до издания сочинений Рипли, в другой своей книге, которая называлась "Tractatus Aliquot" (Combach,1647,pp.31–33). Происхождение писем подтверждается тем, что они находятся в одной из рукописей, принадлежавшей самому советнику Маю, как утверждает Комбах в своем предисловии к "Трактату". Впоследствии он вновь обратился к этой рукописи, когда готовил издание сочинений Рипли. Из нее Комбах позаимствовал текст "Книги", а также пользовался ей, наряду с еще одной рукописью, чтобы подготовить к печати текст "Медуллы". Всего в этой рукописи содержится восемь из двенадцати текстов, вошедших в издание собрания сочинений Рипли. Все эти восемь текстов содержатся также в сборнике, изданном Будеком, а шесть из них также входили в книгу, которую Келли подарил Карлу фон Биберштейну.

4. ПРАКТИЧЕСКИЕ ИДЕИ РИПЛИ.

Сам Джон Ди играл на удивление скромную роль в этом алхимическом кружке Келли. Хотя его "Монада" там широко обсуждалась и имела хождение как в рукописном, так и в печатном виде, имя Ди гораздо реже упоминается в алхимических рецептах, чем имя Келли. Это несоответствие частично можно объяснить тем, что Келли был гораздо более знаменитым и признанным адептом, так что упоминание его имени в рецепте могло принести пользу, а частично тем, что у Келли имелась своя собственная стратегия активного распространения различных алхимических текстов, начиная от трактатов различных авторитетных алхимиков, и до своих собственных поэм, писем и рецептов.

Однако, что являлось источником библиографических познаний самого Келли? Очень мало известно о том, какие книги он читал до того, как уехать из Англии. Известен один знаменитый случай, когда Келли принес Ди некую книгу, таинственную "Книгу Дунстана", которую, как Келли утверждал, он сам получил с помощью магического порошка, изготовленного по рецепту, данному ему ангелом. Но в целом имеются свидетельство того, что своими книжными познаниями Келли был обязан Ди, который давал ему читать книги, и который специально для него перевел с французского языка так называемую Опускулу Даниэля Зеккера. Принимая во внимание, насколько широкими были алхимические интересы Ди, которые проявлялись как в области чтения книг, так и в области практических занятий, кажется вероятным, что известная часть той информации, которой Келли делился со своим кружком, также была позаимствована им из знаменитой библиотеки Ди. Отправившись в Европу, Ди взял с собой около 800 принадлежавших ему книг, о некоторых из которых он упоминает в своих дневниках. Хотя нам не известно доподлинно, содержались ли среди этих книг какие либо работы Рипли, мы можем предположить, что это так, и что с работами этими познакомились и члены того кружка, о котором до нас дошли лишь отрывочные сведения. Это предположение подтверждается фактами, связанными с еще одной малоизвестной работой Рипли, "Viaticum".

"Viaticum Seu Varia Practica Georgii Riplaei" - "Виатикум, или различные практические методы Джорджа Рипли" - это одна из книг, включенных в собрание сочинений Рипли, изданное в 1649 г. (стр. 337-365). В отличие от "Книги двенадцати врат", имевшей широкое распространение, возможно установить дату появления этой книги в Восточной Европе, поскольку в Виатикуме содержится описание ряда процессов, извлеченное из рукописи, обнаруженной только в 1574 г. английским алхимиком Самуэлем Нортоном (1548-1621).

20 Июля 1577 г. Нортон, сын английского дворянина из Сомерсета, издал свой алхимический трактат, "Ключ Алхимии", посвятив его королеве Елизавете I. В своем посвящении он пишет, что ему удалось найти ничем внешне не примечательную старую книгу на латинском языке, на который были сделаны пометки и замечания рукой Рипли - так называемую "книгу Босома":

"И вот мне посчастливилось неожиданно обнаружить одну тайную книгу Рипли, в которой открывается настоящая мудрость, и я на собственном опыте убедился, что большая часть из написанного там - совершенная правда, и поэтому нимало не сомневаюсь, что верно и все остальное; поэтому я считаю своим долгом преподнести изложенные там секреты Вашему Величеству"

Нортон ничего не говорит о том, каким именно образом в его руки попала эта рукопись, которая до наших дней, по всей видимости, не дошла. Латинский текст оригинала книги Босома сохранился только в одном, более позднем экземпляре, который сейчас хранится в Британской библиотеке. Нортон же, намереваясь преподнести ее содержание в дар королеве, занялся переводом этого собрания трактатов, поэм и практических рецептов на английский язык. Затем он несколько изменил свой план действий и решил поместить практическую часть информации из книги Босома в свой собственный трактат, "Ключ Алхимии".

Сохранилось несколько копий сделанного Нортоном перевода, датируемого февралем 1573 (или 1574) года, а также несколько "гибридных" рукописей, содержащих рецепты, заимствованные из этого перевода. Ди, вне всякого сомнения, был знаком с некоторыми из этих английских редакций: в Бодлеанской библиотеке находится рукопись, переписанная им самим, в которую входят две такие работы: "Всеобщий трактат о философском камне", который там озаглавлен "Книга Босома, или путеводитель Джорджа Рипли", и "Практика опытов о камне". Замечания Ди позволяют предположить, что он пытался придать этим рецептам практический смысл: на самой первой странице он, например, интерпретирует "серикон" как сурьму. Можно сказать, что Ди стремился своими работами подтвердить хорошо известный афоризм "Liber librum apperit", "одна книга открывает другую".

В то время, как английский перевод Нортона, видимо, имел хождение только в Англии, выдержки из латинского текста книги Босома вскоре появились в континентальной Европе, войдя в состав "Виатикума", который представлял собой собрание кратких, практических рецептов, собранных из различных источников и сгруппированных в шестнадцать разделов. Как минимум восемь из них содержат материал, заимствованный из "Книги" Рипли, что можно увидеть, изучая наиболее полную из уцелевших копий последней. В "Виатикуме" также имеются следы позднейшей переработки включенных текстов, наиболее очевидные в разделе "Oleum Vero Solis Fiet" ("Истинный способ приготовления солнечного масла [т.е. золота]").

Содержащийся в этом разделе текст, который изложен в виде единого практического рецепта, на самом деле представляет собой переработку тридцати одного из так называемых "Замечательных правил Гвидона" - собрания из сорока пяти афоризмов, которые Рипли, по всей видимости, заимствовал из сочинений Гвидона Монтанорского - а также части содержания книги Босома. Две следующие главы "Виатикума", "Elixir Vitae" и "Virtutes Huius Quintae Essentiae Hoc Modo Poterunt Probari" ("Достоинства, наличие которых у пятого элемента может быть испытано изложенным здесь образом"), представляют собой адаптированный текст другой работы Рипли, "Эликсир Жизни", которая была широко распространена на английском языке в конце XVI века. Еще один раздел, "Sequitur Aliud Opus" ("Следующий этап работы", заимствован из "Рассуждений Раймонда". Таким образом, "Виатикум" представляет собой сборник, который составлял человек, хорошо знакомый с большим количеством работ Рипли, включая и незадолго перед этим обнаруженную книгу Босома.

Хотя несколько более поздних рукописных копий "Виатикума" сохранилось в английских архивах, географическое распределение всех сохранившихся экземпляров заставляет предположить, что этот сборник был первоначально составлен в Богемии. Наиболее ранние копии были сделаны в конце XVI века, их переписывали Николаус Май и Симон Будек. Тот факт, что эти тексты появились в Праге всего через несколько десятилетий после открытия Нортона, заслуживает некоторого расследования, поскольку, конечно же, их появление произошло после того, как Ди и Келли прибыли в Тржебон.

Ключ к разгадке находится в одной рукописи начала XVII века (MS Harley 2411), в которой содержится один рецепт под названием "Magna philosophorum corrosiva" ("Могущественное едкое вещество философов"). Рецепт начинается с процесса дистилляции купороса и "сериконовой соли", в результате чего должен получиться удивительный осадок:

"Когда же наш менструальный меркурий испарится из серикона под воздействием огня, некоторая часть его останется в виде кристаллического налета наподобие соли, прилипшего к стенкам колбы после того, как будет произведена полная дистилляция и охлаждение сосуда. И это кристаллическое вещество будет твердым, способным принимать любую нужную форму. Соберите и сохраните его. По составу оно напоминает собой сублимированную ртуть и поэтому ярко сверкает... Этот секрет я узнал на практике: Дж[ордж] Р[ипли], в чем призываю Бога в свидетели."

[chablis]

Ниже приводится небольшой рисунок, на котором изображены колба и приемный сосуд, на стенке которого виден кристаллический осадок, расположенный в виде кольца на внутренней поверхности сосуда. Пояснение к рисунку гласит: "Это кольцо очищенного вещества наподобие ртути". Изображение датировано 1588 г., а на полях имеется дополнительная заметка: "Мы наблюдали это 8 февраля 1588 г. (по новому стилю) в Тржебоне в Богемии. Из 2 фунтов серикона, растворенного в очищенном уксусе, к которому было добавлено некоторое количество очищенного от осадка винного спирта, получилось четыре унции красного вина или масла. J:D. E:K.

Эта запись, очевидно, представляет собой описание некоего сериконического эксперимента, который Ди и Келли проводили в Тржебоне, и его результат: красное масло и кристаллический осадок, а рисунок также сделан после этого эксперимента. Поскольку рукопись была написана позднее 1588 года, то вероятно, что написавший ее человек скопировал и рецепт, и примечание с одной из тех копий книги Босома, которые имелись в распоряжении Ди или Келли. Это предположение подтверждает и запись в собственном дневнике Ди от 8 февраля 1588, где написано следующее:

"В девять часов пополудни господин Э.К. вызвал меня в свою лабораторию за воротами, чтобы я мог наблюдать, как он будет очищать серикон, согласно методу, который я ранее потрудился узнать у Рипли и рассказал ему" (Dee,1582,fol.111r)

Очевидно, что для Ди, как и для Самуэля Нортона, "Книга" Рипли была источником практической информации, а не просто книжным раритетом. В самом деле, этот редкий эпизод ясно показывает, как проходила алхимическая работа Ди и Келли в Тржебоне - рецепт Рипли, который был обнаружен Ди в принадлежавшей ему книге Рипли, был затем на практике опробован Келли, а результаты потом были записаны на полях той самой "Книги". Затем все это было скопировано в другую рукопись.

Личный интерес, который Келли проявлял к "Книге" Рипли, не ограничивался воспроизведением его практических рецептов. В одном из писем он сообщает:

"Если естественным образом извлечь из совершенного тела определенную золотую и серебряную гермафродическую жидкость, то из нее можно будет получить живую воду, смердящую воду, а также зеленого льва, в котором будут вначале проявляться все цвета, но в конце останутся лишь два из них: белый и красный. При этом не важно, как полагает Гвидон, из какой земли берется субстанция, важно лишь, чтобы она была однородна".

В этом коротком описании идет речь о двух аксиомах Гвидона Монтанорского. В первой из них определяются три "вещества", которые наблюдаются в процессе работы: белый дым (fumus albus), смердящая вода (aqua foetida) и зеленый лев (leo viridis). Келли, однако, видоизменяет это исходное утверждение, заменяя белый дым на живую воду. Во второй аксиоме идет речь о используемой земле, и это утверждение Гвидона в данном случае приведено полностью. Хотя мне не удалось найти эти утверждения в каком либо из дошедших до наших дней сочинений Гвидона, они оба встречаются в двух текстах Рипли; в "Рассуждениях Раймонда" и "Замечательных правилах Гвидона". Формулировки Келли несколько ближе к тем, которые встречаются во второй из этих книг, что позволяет предположить, что он брал идеи для своих алхимических экспериментов из книги Босома, написанной Рипли.

Если у Ди в Тржебоне имелся экземпляр "Свода" Рипли, то он мог послужить тем вероятным источником, выдержки из которого начали вскоре появляться в различных богемских рукописях в виде Виатикума, а именно взятые из каких то авторитетных источников описания различных важных процессов, в которых мы можем усмотреть отпечаток собственных алхимических экспериментов Ди и Келли. Этот новый сборник получил затем распространение как в рукописной, так и в печатной форме. Переработанный раздел "Oleum Vero Solis Fiet", который основывается на аксиомах Гвидона, также, возможно, возник благодаря работам Ди и Келли, поскольку в конце рукописи MS Harley 2411 содержится копия этого раздела с пометкой "переработано". Вместе с описаниями других процессов, взятых из "Книги" и из других мест "Свода", этот раздел попал в состав "Виатикума"- "новой" работы Рипли, которая имела хождение преимущественно на континенте и имела конкретную практическую специфику.

То, что у Ди был экземпляр утраченной Книги Рипли, кажется вероятным, если принять во внимание круг его знакомых алхимиков в Англии, некоторые из которых занимались распространением Книги. В их число входит Эдвард Кредок, профессор богословия Оксфордского университета, который перевел один из разделов Книги - "Somnium" в июне 1582 г., за год до того, как Ди уехал за границу. Еще один английский перевод Книги был выполнен позднее по заказу еще одного знакомого Ди, Гевина Смита, известного инженера, состоявшего на службе у королевы Елизаветы I, а затем у короля Якова I. Этот перевод, который был закончен 24 июля 1593 г., был сделан 20 лет спустя после перевода Нортона, неким Роджером Хоузом "для благородного господина Гевина Смита". Смит, которого Хоуз именует "господином мастером инженерии ее величества", приезжал в октябре 1589 г. на несколько дней в Бремен, чтобы встретиться с Ди, а в июле 1590 г. передал королеве прошение от его имени.

Все эти факты позволяют заключить, что, вне зависимости от того, действительно ли обнаруженная Нортоном рукопись была написана самим Джорджем Рипли или нет, вновь обнаруженное сочинение этого самого выдающегося алхимика Англии привлекло к себе большое внимание знающих людей как при дворе королевы Елизаветы, так и при дворе императора Рудольфа. Кажется маловероятным, что Ди, знаток книг, обладавший обширными знакомствами, остался в неведении относительно этой книги. Скорее всего, в руки Ди тоже попала одна из копий, и он счел ее достаточно ценной книгой, чтобы включить ее в ту часть своей библиотеки, насчитывавшую более 800 книг, которую он увез с собой в Богемию.

Хотя, как и оригинальная рукопись, принадлежавшая Ди копия не сохранилась, осталось несколько упоминаний о ней: в дневнике практических экспериментов, который вел Келли; в рукописи MS Harley 2411; в одном из писем Келли, а также в одной из богемских копий Виатикума. Эти следы указывают также на то, что в то время существовала своеобразная сеть свзей между различными читателями и практиками, которые обменивались книгами между собой, переписывали новые и хорошо известные книги, переводили их с латыни на другие языки и наоборот, и даже специально писали книги, чтобы препроднести их в дар царствующим особам. Издание "Виатикума" представляет собой яркий пример действия подобных связей: книга, принадлежавшая перу известнейшего английского алхимика, была переведена Нортоном для того, чтобы преподнести перевод в качестве подарка английской королеве, затем копию этой книги приобрел Ди, а после этого ее содержание проверял на практике и перерабатывал Эдвард Келли.

5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

В марте 1589 г., разочарованный своими неудачами, а также под давлением Роземберка, который хотел, чтобы он покинул Тржебон, Ди вместе со своей семьей уехал из Богемии, оставив Келли хозяином положения. На протяжении нескольких последних лет Ди главным образом занимался общением с ангелами, интересуясь теми предсказаниями относительно грядущей смены тысячелетий, которые он мог бы от них получить. Эта его занятия вступали во все большее противоречие с практическими устремлениями Келли, которого интересовали трансмутации - что заслуживало гораздо большее одобрение его покровителей, Роземберка и Рудольфа II, нежели всякие непонятные действия с магическим кристаллом. Начиная с 1587 г., Келли стремился отойти от роли помошника Ди в магическом искусстве, что сопровождалось все бОльшими его личными успхами как алхимика (Dee,1998,p.210;Parry,2011,ch.17).

Хотя Ди и не удалось получить столь же сильную поддержку для своих собственных проектов, он продолжал оказывать Келли кое какую практическую помощь. В записи от 28-29 октября 1587 г, через несколько дней после возвращения Келли из Праги, Ди записал в своем дневнике: "И. Карп начал сооружать печь в лаборатории за воротами, используя те круглые кирпичи, которыми я снабдил его". Карп, по всей видимости, занимался оснащением лаборатории Келли; здесь мы можем вспомнить приведенную ранее запись Ди относительно эксперимента в лаборатории "за воротами". Месяцем ранее, 28 сентября, Келли нанес Ди визит, обратившись к нему с просьбой поделиться своими запасами "живого меркурия", захватив с собой весы специально для этой цели. В дневнике Ди можно найти краткие сведения и о других совместных алхимических опытах, но к этому времени уже Келли играл в них главную роль, в то время как Ди все более превращался в его помощника, хотя в начале их совместной деятельности все было наоборот.

При этом Келли весьма творчески опирался на сочинения другого английского алхимика, Рипли, чьи сочинения служили ему своего рода интеллектуальным капиталом, которым он пользовался в своих собственных сочинениях, в письмах и практической работе. При этом, поскольку идеи, почерпнутые из книги Босома и других работ Рипли, Келли использовал в своей собственной алхимической практике, это способствовало укреплению авторитета их обоих. Келли, превратившись в успешного и харизматического алхимика, привлек интерес и к работам того автора, на которые он опирался, способствуя популярности работ Рипли как среди книгоиздателей империи, так и при дворе. В результате возник своеобразный союз философов двух разных поколений, и даже Комбах издавал письма Келли, помещая их в одной книге с текстами Рипли.

Даже после того, как Ди вернулся в Англию, в печати имена этих трех англичан оставались неотделимыми друг от друга. В 1591 г. Ральф Раббардс, инженер без особых успехов и член городского совета, издал "Свод" Рипли; это издание стало первым изданием шедевра английской алхимии на родном языке автора. В своем посвящении Елизавете I Раббардс восхваляет достижения английских адептов, "а в особенности доктора Ди, каковые изложены в его книге Monas Hieroglyphica". В этом посвящении говорится, что глубокие достижения этих адептов в первую очередь теоретические, но утверждает, что есть и такие результаты, которые могут использоваться в практической работе, и что "всякий опытный практик уже потрудился их получить" (Ripley,1591,sig.[A4]v)

Хотя Раббардс, несомненно, имеет здесь в виду себя, другим таким опытным практиком, очевидно, он считал Эдварда Келли, о чем свидетельствует то, что в книгу была включена поэма "господина Э. К. о философском камне, которую он сочинил для своего особенно близкого друга, благородного господина Г.С.". Эта поэма также приводится в одном из манускриптов, хранящихся в Королевской библиотеке Копенгагена (GKS 242,fol.37v), который входит в группу тех документов, которые связаны с деятельностью кружка Келли в Праге (Bäcklund,2006). В этой рукописи поэма озаглавлена "Хвала единству, воспетая странником, надеющимся выразить этим свою признательность дорогому другу, 1589 г.", и она подписана "сэр Эдвард Келли". Под "благородным господином Г.С.", которого Раббардс упоминает в названии, возможно, имеется в виду Гевин Смит, королевский инженер, знакомый с книгой Босома. Если поэма Келли действительно адресована Смиту, то можно предположить, что он был знаком и с Раббардсом, поскольку они оба были инженерами и интересовались алхимией. Это также позволяет догадаться, каким образом поэма Келли, написанная в 1589 г., через два года попала в Англию, где была напечатана.

Ряд обстоятельств, которыми сопровождалась публикация работ Рипли, обращает наше внимание на сам процесс распространения алхимических текстов в начале современной эпохи. Первые издания "Свода", предпринятые Раббардсом, Пено и Барно, нельзя рассматривать как изолированные события, они органично вплетались в деятельность той сети коммунникаций алхимиков, их покровителей и государей, которая существовала в то время; это была сеть, охватывавшая всю Европу, и Джон Ди, практикующий алхимик и один из наиболее просвещенных людей Европы эпохи Возрождения, принимал в ее работе самое деятельное участие. Свидетельства о деятельности этой сети дошли до нас лишь в обрывочной форме - в виде различных дружеских посвящений, заметок на полях книг, и в свидетельствах о появлении некоторых книг в неожиданных местах. Одним из таких свидетельств является история поэмы Рипли, которая завоевала такую популярность, что сам Ди, пользовавшийся неизменным вниманием главных европейских монархов, мог бы позавидовать: она была написана для английского короля, напечатана для английской королевы, и переведена для императора Священной Римской Империи.